Мы, кажется, как-то говорили и читали, что покаяние есть: осознать грех, оплакать грех, исповедать священнику грех, ненавидеть грех, бояться греха или того места, или того человека, где был грех, как бы не впасть второй раз. и все эти четыре состояния — это и есть, вместе взятое, покаяние. Когда одно из них отсутствует — это уже не есть покаяние. Православно толкуя и исповедуя, что такое покаяние, есть — осознать грех, оплакивать грех, исповедовать грехи, бояться греха, и умолять — «помоги! огради!»
А без последнего делания оно не приведет ни к чему, потому что мы опять будем спотыкаться, опять будем грешить, да? А когда мы выпрашиваем — «помоги! огради! исцели это пятно, которое остается на совести, на сердце! выскобли!» — чтобы не было тяготения ко греху — это есть покаяние.
Притом формы покаяния бывают разные. Вот, мытарь каялся — это одно покаяние, блудница каялась — это другая форма покаяния, да? Манассия каялся — у него другое покаяние. И разбойник на кресте каялся — тоже покаяние, он, значит, настолько глубоко исповедал Христа Распята, что Он — Богочеловек, что сказал только два слова: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем», то есть по-русски — вспомни меня, Господи, во Царствии Твоем. Настолько глубоко было его смирение, да? И такая уверенность, вера, что достаточно будет вспомнить Богочеловеку, этому удивительному человеку, Который распят с ним на кресте, вспомнить — и он будет уже оправдан.
Блуднице каяться было труднее — «прости, но помоги!» Потому что простить — одно, если я не повторю, да? А если я буду говорить «прости», но буду делать, потому что мне хочется или я не удержусь — это еще начало покаяния! Вот почему удивительная, сильная форма была — покаяние Марии Египетской. Она оплакивала и отрезала себя от искушения, да? и грызлась хотением этой пищи, этого вина, этих ощущений блуда. И пустыня ее жгла, да? Голод жег. Даже одежды ее превратились в нитки, она ходила нагая, и она этого не замечала благодатью Божией, потому что она была пронизана этим желанием, чтобы Господь простил ей. Она, не зная того, что она святая, уже была святая. Она переходила Иордан, как по суше. Когда Зосима пришел к ней, она сказала: «Через год ты не придешь, ты будешь болен, а еще через год ты приходи». Она знала, что он придет и не застанет ее. Лев ее похоронит.
Покаяние мытаря: «Милостив буди мне, грешному». Значит, он психологически понимал, что он ничего не имеет права просить, только милости. Вот эта милость Богочеловека, она, может быть, снимает с него эту тяжесть, тяжесть грехов — осуждения, насильника, фининспектора. Он ведь сажал в тюрьму за подати, которые он самовольно накладывал, он людей обирал. Вот это обирание людей ради себя — это высшая форма жестокости, да? Большей формы нет — как быть мытарем, да? Не ради государства, не ради императора или Понтия Пилата, а ради обогащения себя. Он должен принести обратно все награб¬ленное, да? И как он принесет — у него выразилось очень ярко и глубоко: «Милостив буди мне, грешному». Какое смирение сердца, да? Это замечательная канва для нас! «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, милостив буди мне, безумному, гнусному!» И так — весь пост. Это одна из форм покаяния.
— Батюшка, вы говорили, Ефрем Сирин имел только покаянное состояние как монах, а Серафим Саровский — этот выше даже схимы!
— Это разные формы покаяния, то есть разные формы любви к Богу. Ведь преподобный Ефрем Сирин не имел понятия никакого о любви к людям, потому что его Арсеньевская любовь, она не допускала какой-то любви к людям. Он так боялся потерять нить, ниточку любви к Богу, что он избегал людей. Это Арсеньевская любовь! Не Антониева. А вот преподобный Серафим Саровский стяжал любовь Антониевскую, Антония — Антония Великого.
— Л пред Богом как они ?
— Никогда не сопоставляйте! Не имейте дерзость сопоставлять формы любви. Это глубокая форма несмирения сердца, кто сопоставляет: кто выше, кто ниже и так далее. Преподобный Серафим Саровский, он прежде всего, как отрок и юноша, ангелоподобный, но имевший естество богатыря. У него была двоякая любовь. Сначала он приобретал любовь к Богу. Когда он поборол свои страсти, душевные и телесные, ему Господь открыл любовь к людям. Это созревание, оно у него было совершенно явно показано миру, людям. А преподобный Ефрем, он не имел никакого отношения к людям, он знал пустыню, сражался с грехом и со своим человеческим естеством. Его смирение было настолько велико, что он не мог себе представить, что он, Ефрем, мог бы что-нибудь доброе сказать человеку!
— Батюшка, а страсти только трудами побеждаются ?
— Смотря какие страсти. Все страсти побеждаются большим терпением, большими трудами. Так же, как поганая страсть тщеславия и самоцена, т. е. гордость, — она побеждается только великими, большими трудами самоосуждения и плача. «Исцели и помоги!»
А эта окаянная, постыдная страсть — тщеславие. Что может быть поганее этой страсти! Между тем, мы знаем, что плотская страсть бывает сильнее. Серафимовская любовь, она порождает любовь к людям, но если это есть послушание, как дар Божий, а не как самочинное делание.
— Батюшка, как и с чего начинать бороться со своими грехами и страстями?
— Возьми свой любимый грех, свой корешок — привычку, как мы называем, святые отцы называют — страсть. И если мы его не оставим, мы Царствия Божия не наследим. А если у нас парочка таких есть, а то и больше? Уже растеряемся, правда? Вот епископ Феофан Затворник что пишет: «Возьми самую злую страсть, привычку, грех, иди — расправляйся, а заодно ты натолкнешься на прочие свои грехи и будешь выправляться, но умоляй всетаки Небо о помощи, не думай, что ты один справишься». На это епископ Феофан Затворник еще указывает: «Если у тебя есть искреннее покаяние и искреннее, следовательно, смирение, попроси живущих с тобой помочь тебе, и за это смирение, что ты смиряешься перед своими ближними, низшими, и как бы публично каешься, Господь тебя быстро избавит от этой привычки греха и страсти. За одно только искреннее смирение, что ты каешься не только перед священником, но даже перед своими близкими, родственниками». Я не имею в виду пьянство или другие пороки, а такие грехи, как ложь, лень, гнев, ярость, чревобесие, тщеславие, «якание», самохвальство, которые нам надо непре-менно искоренить.
— Что мне делать, как избавиться от борющей страсти ? Я сам не в силах с нею справиться и прихожу в отчаяние.
— Если будешь иметь искреннее по-каяние, то Господь непременно, незримо, непонятно для кающегося пошлет помощь Свою благодатную, и ты возненавидишь эту страсть.
А как это произойдет, ты сам не заметишь! Только Господь требует искренней настойчивости и постоянства. Вот нам, монахам или священникам, очень легко об этих вещах плакать, когда
мы готовимся служить или причащаться, когда мы назойливо, настойчиво, упрямо это оплакиваем и надоедливо выпрашиваем на литургии, в особенности: об исцелении, об очищении, об освобождении. Вся сила в вере, и настойчивости от веры, и постоянстве от веры, в смирении от веры.
Осознавая это, надеяться как-нибудь отстоять — это непростительное легкомыслие. И, конечно, так называемой, общей исповедью, неправославной, ты никогда не избавишься от своих грехов. Надо себя обесславить, обесчестить, подробно пояснив каждый раз, терпеливо, как произошел грех, а не название грехов. Тогда, невидимо, мы получаем помощь благодатную, и из сердца грех изглаживается до сте¬пени ненависти, неприязни к нему. Это есть уже известие нам, что грех нам прощается. А пока мы не имеем этой ненависти, а только жалеем, что мы сделали, — это еще не есть извещение, что нам прощен грех.
— Батюшка, а если у человека совесть омрачена, с чего он должен начинать ?Можно ли восстановить чистоту совести ?
— Обязательно. Надо постараться этот корешок греха окончательно вырвать из себя таинством покаяния, и не только пойти к священнику и каяться, этого слишком мало, недельки на две наложить на себя пост, читать каноны покаянные или Иисусову, покаянное правило. И именно оплакивать грех и выпрашивать помощи, чтобы не повторялся грех. А потом пойти к священнику и еще раз покаяться. Вот это освящение через таинство вселяется в человека, и сам по себе грех или привычка, она забывается, не повторяется.
Продолжение следует.
